Не комплимент для него, он слышал эти слова на протяжении всей жизни… и они ничего не значили, потому что Мэнни никогда не встречал этого парня. Выцветшее изображение — всё, что ему осталось, — было единственной фотографией, которая удостоилась рамки…

Какого чёрта он вспоминает это сегодняшним утром?

Кофе — Старбакс Брекфаст Бленд. Пока варился напиток, Мэнни оделся для тренировки, и потом опустошил две кружки, стоя у раковины и наблюдая за сверхскоростным дорожным движением на северном шоссе, озаряемом тусклым предрассветным сиянием. Последним делом он подхватил айПод [42] и заткнул уши гарнитурой. Мэнни в принципе не любил попусту чесать языком, но сегодня — Господь помоги бестолковым девицам с мотором вместо рта.

Спортзал внизу оказался пустым — огромное облегчение, но блаженное одиночество продлится недолго. Запрыгнув на ближайшую к выходу беговую дорожку, Мэнни выключил новости Си-эн-би-си [43] на ТВ над головой, и приступил к бегу.

Он бежал под «Джудас Прист» [44] , которые также отключили его мозг, а его напряжённое, ноющее тело получило то, в чём нуждалось. Принимая всё во внимание, сейчас ему было лучше, чем по прошествии прошлого уикенда. Головные боли не прекращались, но Мэнни бодро управлялся с работой и пациентами, и всё хорошо функционировало.

И это его удивляло. Прежде чем Джейн врезалась в то дерево, её тоже мучили головные боли. Значит, если бы они смогли сделать аутопсию тела, то нашли бы аневризму? Но, с другой стороны, каковы были шансы возникновения аневризмы у них двоих в течении…

Почему ты сделала это, Джейн? Зачем сфальсифицировала свою смерть?

У меня нет времени объяснять. Прошу. Я знаю, что прошу многого. Но есть пациент, который отчаянно в тебе нуждается, и я искала тебя больше часа, и сейчас выбиваюсь из времени…

— Чёрт… — Мэнни быстро соскочил с дорожки, поставив ноги на боковые планширы, и стиснул зубы от дикой боли. Рухнув телом на приборную панель тренажёра, он дышал медленно и ровно… для человека, бежавшего со скоростью миля в шесть минут.

Последнюю неделю он методом проб и ошибок выяснил, что когда атаковала мигрень, лучшим вариантом было очистить разум и ни о чём не думать. И действенность этого когнитивного фокуса разбивала теорию об аневризме в пух и прах: если что-то способно проделать дыру в мозговой артерии, то никакая йога и дыхательные упражнения не помогут.

Однако всё же просматривалась некая схема. Приступы следуют за мыслями о Джейн… или эротическим сном, который он постоянно видит.

Гребаный ад, он столько раз кончал во сне, что мог истощить даже своё либидо. Он был настолько больным ублюдком, что малейшая возможность вновь быть с той женщиной в своих снах заставляла его впервые в жизни с нетерпением ждать времени, когда он снова сможет придавить подушку.

Хотя Мэнни не находил объяснения тому, как определённые мысли могли вызывать головную боль, всё же хорошей новостью было то, что он шёл на поправку. С каждым днём после той странной чёрной временной дыры длиною в выходные, он чувствовал себя лучше.

Когда осталась лишь слабая тупая боль, Мэнни вернулся на беговую дорожку и закончил тренировку. По пути к выходу он кивнул вошедшим в зал утренним пташкам, но успел свалить, пока никто не накинулся на него с «о-боже-мой-с-тобой-всё-в-порядке?», заметив его одышку.

Поднявшись в свою квартиру, он принял душ, переоделся в чистый хирургический костюм и белый халат, а затем, подхватив портфель, направился к лестнице. Чтобы объехать пробки, он держался мощёных дорог. Северное шоссе в это время дня всегда забито под завязку, и Мэнни неплохо провёл время, слушая старый-добрый «My Chemical Romance [45] ».

«Я не в порядке» [46] — по какой-то причине он не мог наслушаться этой песней.

Когда он въехал на территорию Больницы Святого Франциска, рассветное солнце уже должно было взойти, и значит, день ожидался облачный. Не то, чтобы это имело для Мэнни значение. После того как однажды он оказался в эпицентре торнадо, которые никогда не происходили в Колдвелле, погода не имела на него никакого влияния. Чёрт, много дней он приходил на работу затемно и уходил до рассвета… но никогда не чувствовал себя так, будто упускает жизнь потому что «не видел солнца, видел дождь»…

Забавно. Сейчас он чувствовал, будто что-то упускает.

Он приехал в Колдвелл из Йельского Медицинского Колледжа после хирургической резидентуры [47] , и планировал отправиться в Бостон, Манхэттен или Чикаго. Вместо этого, он сделал карьеру здесь, и сейчас прошло уже десять лет, а он находился всё ещё там, откуда стартовал. Конечно, он добился самого высокого положения, так сказать, спас множество жизней, выучил следующее поколение хирургов.

Но проблема была в том, что пока он съезжал по наклонному спуску на подземную парковку, все достигнутые успехи казались ему бессмысленными.

Ему было сорок пять, по меньшей мере, половина его жизни выброшена в помойку, и что он получил взамен? Квартиру, полную найковских шмоток, работу, которую он изучил вдоль и поперёк. Ни жены. Ни детей. Рождество, Новый год и четвёртое июля проведённые в больнице… а его мать вынуждена сама отмечать праздники и вздыхать по внукам, которых без сомнений может даже не ждать.

Господи, сколько случайных женщин он трахнул за все эти годы? Сотни. Должно быть так.

Голос его матери прозвучал в голове: Ты так похож на своего отца.

Совершенно верно. Его отец тоже был хирургом. Придерживавшимся политики странствования.

Именно поэтому Мэнни остановил выбор на Колдвелле. Его мать работала медсестрой в отделении интенсивной терапии, чтобы содержать его в школьные годы. А когда он окончил медицинский колледж? Вместо гордости за сына Мэнни увидел на её лице отстранённость и скрытность… Чем больше он становился похожим на отца, тем чаще он натыкался на этот отсутствующий взгляд матери. Он решил, что проживая в одном городе, они как-нибудь смогут наладить общение. Однако ничего не вышло.

Но с ней было всё хорошо. Сейчас она жила во Флориде, в домике на площадке для гольфа, за который он платил, играла с дамами её возраста, ужинала с командой в бридж, и обсуждала, кто кого оскорбил на благотворительной вечеринке. Мэнни был более чем счастлив, финансируя её, но этим их отношения ограничивались.

Отец был похоронен на кладбище «Сосновая Роща». Он погиб в автокатастрофе в 1983 году.

Машины — опасные творения.

Припарковав Порше, он вышел и, минуя лифты, направился к лестнице, чтобы размяться; потом по дорожке для пешеходов зашёл в больницу, поднявшись сразу на третий этаж. Проходя мимо докторов, медсестёр и прочего персонала, он просто кивал им, не замедляя движения. Первым делом он всегда заходил в свой кабинет, но, что бы он ни говорил своим ногам, сегодня они вели его в иное место.

Он направлялся к стационарной палате.

Чтобы проверить пациентов, сказал себе Мэнни, и это было ложью. Пелена в его голове всё сгущалась, но он упорно её игнорировал. Чёрт, уж лучше туман, чем головная боль… и возможно, дело в гипогликемии, ведь он не поел после тренировки.

Пациент… он искал пациента… без имени. Он не знал имя, но знал номер палаты.

Когда он подошёл к ближайшей к пожарному выходу в конце коридора палате, всё тело согрела волна тепла, и он обнаружил, что проверяет, ровно ли сидит халат на плечах, а потом проводит рукой по волосам, приглаживая их.

Прокашлявшись, он собрался с духом, вошёл внутрь и…

В постели спал восьмидесятилетний мужчина, и он отнюдь не отдыхал, трубки входили и выходили из него, будто он был автомобилем, который прикуривали от аккумулятора.